– Дверь закрыта, Саймон! Отчего вы унылы, как король, когда пуст его кошелек?
И это напоминание произвело свое действие. Я молча поднял на нее взор, но она поняла мою мысль.
– Что же, Саймон, ведь и короля здесь нет! – тихо шепнула она.
Однако мне не было дела до короля, и не мысль о нем сдерживала меня; но я оставался сдержанным, молча глядя на фаворитку своего монарха.
– Ну, так идите же к ней! Она все равно вас не примет! – с досадой крикнула Нелли. – А знаете, что она сказала о вас давеча, в карете?
– Мне незачем знать то, что не предназначалось для моих ушей.
– Хороший предлог! Но вы просто боитесь услышать это. Она была права: я действительно боялся.
– И все-таки вы услышите это, – продолжала Нелли. – «Хороший, честный малый, но немного дерзок для своего положения». Вот что сказала Барбара и откинулась на подушку кареты с полузакрытыми глазами, как обыкновенно делают все знатные дамы. Она несправедлива, Саймон! Клянусь, вы никогда не были дерзки… но, впрочем, я – не мисс Кинтон.
– Конечно, вы – не мисс Кинтон, – сердито повторил я, вымещая на ней полученный через нее удар.
– Теперь вы злитесь на меня за то, что сказала она! Это – постоянная манера мужчин… Ну, мне все равно!.. Идите вздыхать около дверей Барбары! Она все равно не отопрет их вам. – Она снова придвинулась ко мне и вкрадчиво продолжала: – Я вступилась за вас и сказала ей, что вы – прекрасный человек, что когда-то я даже была готова… Ну, я сказала ей многое, что вам было приятно слышать, но Барбара была очень суха со мною, а потом явилась толпа со своей овацией мне. В результате знатная дама в ярости! – и Нелли пожала плечами.
Я сидел около нее ошеломленный. В моих ушах звучали оскорбительные слова: «Немного дерзок для своего положения». Что дерзкого видела Барбара в моем поведении и старании служить ей? Так вот каково было ее мнение обо мне за моею спиною.
– Бедный Саймон! – мягко продолжала Нелли. – Не думала я, что кто-нибудь из женщин так отзовется о вас. И это за все то, что вы делали для нее!
Настало молчание.
Нелли положила руку ко мне на плечо, и ее глаза смотрели на меня прежним странным, вызывающим взглядом.
– Да, вы действительно совершенно не дерзки! – слегка усмехнулась она и сняла свою руку.
Я сидел, молча глядя на нее.
Нелли нетерпеливо встала с места и остановилась предо мною.
– Становится поздно, – тихо сказала она, – а нам надо рано ехать. Я распрощаюсь с вами и пойду спать.
Она протянула мне руку и, видя, что я не беру последней, положила ее сама на мгновение в мою, потом тихо направилась к двери. Я последовал за нею, проговорив на ходу: «Я провожу вас». Она ничего не отвечая, только обернулась ко мне и пошла вперед по коридору. Я шел за ней.
– Идите тише! – шепнула она, обернувшись ко мне. – Мы пойдем мимо двери Барбары, и ей не понравится, что вы провожаете меня. Сама она оскорбляет вас, а если другая… – она не докончила своей фразы.
Сильно взволнованный, я все-таки шел за Нелли. Во мне кипело раздражение против Барбары, но я не хотел сознаться себе в этом.
– Вот дверь! – шепнула снова Нелли, поднимаясь на цыпочки и приложив палец к губам.
Не знаю почему, но при этих словах я остановился. Нелли взглянула на меня через плечо и, видя это, обернулась ко мне. Она улыбнулась, потом нахмурилась, затем снова улыбнулась, подняв брови. Я стоял, как прикованный к месту; мне послышались звуки внутри комнаты. До нас донеслось какое-то слабое движение, потом тихий голос, точно бессознательно напевавший мотив грустной песенки. Я прислушался – слов было не различить. Голос смолк, движение замерло. Все снова было тихо. Глаза Нелли пристально смотрели на меня, но я встретил их твердым взглядом: в них был немой вопрос. При слабом свете фонаря в коридоре подвижное лицо Нелли выражало насмешку, укор, сожаление и – что страннее всего – что-то похожее на зависть. Вот на нем снова промелькнула улыбка, и маленький пальчик сделал призывный жест. Мотив песни не звучал больше за запертой дверью, но тем громче он звучал в моем сердце. Бедная девушка, бедная девушка! Я смотрел на Нелли, но не двигался с места. Густые ресницы опустились, блестящий взгляд исчез под ними, Нелли повернулась и тихо пошла по коридору одна. Я следил за нею; да, следил пристально, неотступно, но идти за нею я не мог – в моем сердце звенел мотив песни.
Дверь в конце коридора отворилась и пропустила стройную фигуру. С минуту эта дверь стояла открытой, потом тихо протянулась рука и медленно притворила ее. Громко щелкнул замок среди тишины спящего дома.
Не знаю, сколько времени я простоял пред этой дверью в коридоре. Затем я начал тихо ходить взад и вперед; не раз подходил я к дверям комнаты, назначенной мне, но опять и опять возвращался на свой пост; уйти оттуда я не мог. Мною овладело странное желание; мне хотелось, чтобы дверь открылась – нет, хотелось самому открыть ее и объявить своим присутствием то, что мне стало теперь ясно. Но для Барбары, конечно, это не было бы ясно: я был в коридоре один, и ничто не могло доказать ей то, что произошло со мною. Между тем мне казалось невозможным, чтобы она не знала этого, казалось необходимым сказать ей это сейчас же, так как я знал, что не осмелюсь сделать это. Надо было сказать сейчас же или не говорить вовсе.
Фонарь в коридоре угасал и едва рассеивал окружающую темноту. Я стоял неподвижно, весь поглощенный своими думами. Вдруг, как бы в ответ на них, в комнате Барбары послышались легкие шаги, приближавшиеся к двери. Вот они приостановились как бы в нерешимости, затем послышались ближе; крючок двери был откинут, и на пол коридора легла полоса света.