– Он ведь очень послушен. Посмотрите, как де Перренкур отделал его и удалил ни с чем.
– Если бы я могла сказать вам то, что знают только король и двое-трое самых близких ему лиц!
– Как же узнали об этом вы?
– Да, узнала и я… – тихо сказала она.
– Можно узнать разными способами, – отозвался я: – может, кто-нибудь сообщит, а можно и самому доискаться. Конечно, обращение де Перренкура с герцогом было очень странно, а Кэрфорд убрался с его дороги, как будто этот Перренкур был сам король.
– Саймон, – шепнула Барбара с выражением тревоги и страха, – молчите, ради Бога, молчите!
– Но ведь я сказал только «как будто» он был король. Скажите, почему Кольбер носит королевскую звезду? Не потому ли, что видели, как кто-то в такой звезде обнимал и целовал де Перренкура в ночь его приезда?
– Это были вы?
– Да, это был я. Скажите, о ком было послано известие в Лондон, под словами…
Она вцепилась в мою руку, не помня себя от страха.
– А теперь скажите, что говорил вам де Перренкур? Черт его возьми, он говорил слишком тихо, я ничего не расслышал.
– Я не могу сказать вам это, – вспыхнула она, выпустив мою руку.
– И все-таки я знаю. Если бы вы доверились мне!..
– Вы знаете, что я верю вам, Саймон.
– И я выведу вас из этого положения, – горячо воскликнул я.
– Но как, как? Я боюсь, что тот, другой, де Перренкур – говорил мне то, что чувствовал всем сердцем.
– Можно и чувствовать всем сердцем, и все-таки ничего не добиться, – насмешливо заметил я.
– Да, для обыкновенных смертных, Саймон.
– Так же, как и для…
– Тише! Вам будет плохо, если вас подслушают.
– Я не боюсь этого.
– Но я боюсь. Я – эгоистка, а мне нужна ваша защита.
– И вы будете пользоваться ею против герцога Монмута, и против…
– Будьте осторожны, ради Бога!
Но я не хотел быть осторожным, кровь бросилась мне в голову, и я громко и ясно назвал де Перренкура тем именем, которое было известно лорду Кэрфорду и герцогу Монмуту, которое давало ему доступ на самые секретные совещания и все-таки заставляло его сидеть чуть ли не пленником в дуврском замке. Наконец я громко крикнул:
– Против герцога Монмута и, если будет нужно, против короля Франции!
Испуганная Барбара схватила меня за руку; я рассмеялся, но она украдкой указала мне через плечо. Оглянувшись, я увидел спускавшегося с лестницы человека, на груди которого ярко сверкала звезда. Это был Кольбер де Круасси. Он стоял на последней ступени, всматриваясь в полумрак зала.
– Кто здесь говорит о короле Франции? – подозрительно спросил он.
– Я, Саймон Дэл, состоящий на службе у герцога Монмута. К вашим услугам! – отозвался я, подходя к нему и кланяясь.
– Что вы можете сказать о моем господине? – спросил он. На минуту я растерялся: слишком многое хотелось мне сказать относительно его величества, но все это было не для ушей его посла. Мой взгляд упал на звезду, сиявшую на его груди, я поклонился еще раз и, улыбаясь, произнес:
– Я заметил только, что милость, оказанная английским королем, пожаловавшим вам звезду со своей собственной груди, наверно, будет очень приятна его величеству королю Франции.
Де Круасси пристально смотрел на меня, но ему пришлось опустить свой взгляд пред моим, смело устремленным на его лицо. Молча, с маленьким поклоном он прошел дальше.
Как только он скрылся из вида, Барбара очутилась около меня, сияя веселой улыбкой.
– Саймон, Саймон! – сказала она. – Как я люблю вас за это!
Вслед затем она стала быстро подниматься по лестнице, легкая, как видение, в своей белой одежде.
Мое сердце билось от волнения и голова шла кругом от множества разнообразных дум. Я с удовольствием вспомнил о постели и немедленно отправился к себе.
«И все-таки завтра мы поговорим с господином де Перренкуром!» – думал я, засыпая.
На следующее утро мое воображение утихло. Я проснулся в очень дурном настроении. Затруднение было значительно и могло вызвать много неприятностей. Мне сразу стало противно все окружающее. До сих пор, храня воспоминание о своей неудачной любви, я обращал мало внимания на интриги придворных; теперь же все это изменилось. Я не мог изгнать из своих мыслей молодую девушку, попавшую в этот омут и ждавшую моей помощи и защиты. Ее приносили в жертву своим целям сначала как приманку, чтобы отвлечь герцога Монмута от честолюбивых целей, сделав их известными герцогу Йоркскому и его креатуре – Кэрфорду. Если теперь дело изменилось, то лучше для Барбары все же не стало. Этому де Перренкуру (я мысленно злобно рассмеялся при этом имени) король не мог ни в чем отказать и не задумавшись отдал бы ему Барбару, если бы тому вздумалось пожелать этого. Король был теперь душа в душу с де Перренкуром, его сын не осмеливался противоречить ему. Хотя галантные французы считали нас, англичан, грубыми и невежественными, но настолько мы знали, что сердце короля обладает преимуществами, против которых бессилен парламент. Теперь эта великая истина стояла предо мной во всей своей отвратительной наготе.
Я сел на своей постели, думая, что «небо найдет свой путь», раз дьявол сумел хорошо найти его. Мне вспомнился Финеас Тэт со своей проповедью.
Джон, квартировавший в городе, пришел на целый час ранее обыкновенного, но увидел меня уже вставшим и одетым, готовым действовать и способным на все. Я мало пользовался его услугами в последнее время, стараясь по возможности поскорее избавиться от его мрачной физиономии. Однако сегодня я был настроен к нему благосклоннее и обошелся с ним ласковее обыкновенного. Но он подошел ко мне и угрюмо сказал: